Средине стихи на конкурс чтецов к 9 Мая

Погибшим –
Быть бессменно на посту,
Им жить в названьях улиц и в былинах.
Их подвигов святую красоту
Отобразят художники в картинах.

Живым –
Героев чтить, не забывать,
Их имена хранить в бессмертных списках,
Об их отваге всем напоминать
И класть цветы к подножьям обелисков!

Есть время камни собирать,
И время есть, чтоб их кидать.
Я изучил все времена,
Я говорил: «на то война»,
Я камни на себе таскал,
Я их от сердца отрывал,
И стали дни еще темней
От всех раскиданных камней.
Зачем же ты киваешь мне
Над той воронкой в стороне,
Не резонер и не пророк,
Простой дурашливый цветок?

За пять минут уж снегом талым
Шинель запорошилась вся.
Он на земле лежит, усталым
Движеньем руку занеся.

Он мертв. Его никто не знает.
Но мы еще на полпути,
И слава мертвых окрыляет
Тех, кто вперед решил идти.

В нас есть суровая свобода:
На слезы обрекая мать,
Бессмертье своего народа
Своею смертью покупать.

Не сраженная бледным страхом
И отмщения зная срок,
Опустивши глаза сухие,
И сжимая уста, Россия
От того, что сделалось прахом,
В это время шла на Восток.
И себе же самой навстречу,
Непреклонно в грозную сечу,
Как из зеркала наяву,
Ураганом с Урала, с Алтая
Долгу верная
Молодая
Шла Россия спасать Москву.

Можно спать. Окно закрыто,
На засов закрыта дверь.
Восьмилетняя Анита
В доме старшая теперь.

Говорит Анита брату:
– Месяц на небе погас,
От фашистских самолетов
Темнота укроет нас.

Ты не бойся темноты:
В темноте не виден ты.
А когда начнется бой,
Ты не бойся – я с тобой...

Куда б ни шел, ни ехал ты,
Но здесь остановись,
Могиле этой дорогой
Всем сердцем поклонись.

Кто б ни был ты – рыбак, шахтер,
Ученый иль пастух, –
Навек запомни: здесь лежит
Твой самый лучший друг.

И для тебя и для меня
Он сделал все, что мог:
Себя в бою не пожалел,
А родину сберег.

Не позабыты печальные списки,
Как часовые, стоят обелиски,
Около настежь открытых дверей
Лица скорбящих седых матерей.

Над камышами, над ковылями
Вдовья печаль говорит с журавлями,
Просит: возьмите меня в дальний путь,
Чтоб на могилы погибших взглянуть!

Лето проходит, краснеют рябины,
Но никогда не уходят седины,
Незабываемо горе войны,
Снег пережитого, снег седины!

Справа раскинулись пустыри,
С древней, как мир, полоской зари.

Слева, как виселицы, фонари.
Раз, два, три…

А надо всем еще галочий крик
И помертвелого месяца лик
Совсем ни к чему возник.

Это – из жизни не той и не той,
Это – когда будет век золотой,
Это – когда окончится бой,
Это – когда я встречусь с тобой.

Всё замело дремучими снегами.
Снега, снега – куда ни бросишь взгляд...
Давно ль скрипели вы под сапогами
Чужих солдат?

Порой не верится, что это было,
А не привиделось в тяжёлом сне...
Лишь у обочин братские могилы
Напоминают о войне.

Снега, снега… Проходят тучи низко,
И кажется – одна из них вот-вот
Гранитного коснётся обелиска
И хлопьями на землю упадёт.

Красоту, что дарит нам природа,
Отстояли солдаты в огне,
Майский день сорок пятого года
Стал последнею точкой в войне.

За всё, что есть сейчас у нас,
За каждый наш счастливый час,
За то, что солнце светит нам,
Спасибо доблестным солдатам –
Нашим дедам и отцам.

Недаром сегодня салюты звучат
В честь нашей Отчизны,
В честь наших солдат!

Война, война. Любой из нас,
Еще живых людей,
Покуда жив, запомнил час,
Когда узнал о ней.

И как бы ни была она
В тот первый час мала,
Пускай не ты – твоя жена
Все сразу поняла.

Ей по наследству мать ее
Успела передать
Войны великое чутье,
А той – другая мать..

Война – не место для детей!
Здесь нет ни книжек, ни игрушек.
Разрывы мин и грохот пушек,
И море крови и смертей.

Война – не место для детей.
Ребенку нужен теплый дом,
И мамы ласковые руки,
И взгляд, наполненный добром,
И песни колыбельной звуки.

И ёлочные огоньки,
С горы веселое катанье,
Снежки, и лыжи, и коньки,
А не сиротство и страдание.

Из года в год мы отмечаем этот день,
Ведь для России он, как главная ступень.
Гордимся подвигом и мужеством солдат,
Которые в земле сырой давно лежат.

Четыре года шла жестокая война,
Но День Победы мир принес в дома.
Мы будем чтить и помнить вас всегда,
Отважные герои на века!

Ненависть – в тусклый январский полдень
Лед и сгусток замерзшего солнца.
Лед. Под ним клокочет река.
Рот забит, говорит рука.

Нет теперь ни крыльца, ни дыма,
Ни тепла от плеча любимой,
Ни калитки, ни лая собак,
Ни тоски. Только лед и враг.

Ненависть – сердца последний холод.
Все отошло, ушло, раскололось.
Пуля от сердца сердце найдет.
Чуть задымится розовый лед.

Тот самый длинный день в году
С его безоблачной погодой
Нам выдал общую беду –
На всех. На все четыре года.

Она такой вдавила след,
И стольких наземь положила,
Что двадцать лет, и тридцать лет
Живым не верится, что живы.

И к мертвым, выправив билет,
Все едет кто-нибудь из близких.
И время добавляет в списки
Еще кого-то, кого-то нет.
И ставит, ставит обелиски.

Бывает в людях качество одно,
Оно дано нам или не дано:
Когда в горячке бьется пулемет,
Один лежит, другой бежит вперед.

И так во всем, и всюду, и всегда.
Когда на плечи свалится беда,
Когда за горло жизнь тебя возьмет,
Один лежит, другой бежит вперед.

Что делать – видно, так заведено.
Давайте в рюмки разольем вино.
Мой первый тост и мой последний тост:
За тех, кто поднимался в полный рост!

Не здесь, на обломках, в походе, в окопе,
Не мертвых опрос и не доблести опись.
Как дерево, рубят товарища, друга.
Позволь, чтоб не сердце, чтоб камень, чтоб уголь!
Работать средь выстрелов, виселиц, пыток
И ночи крестить именами убитых.
Победа погибших, и тысяч, и тысяч –
Отлить из железа, из верности высечь, –
Обрублены руки, и, настежь отверсто,
Не бьется, врагами расклевано, сердце.

Привели и застрелили у Днепра.
Брат был далеко. Не слышала сестра.
А в Сибири, где уж выпал первый снег,
На заре проснулся бледный человек
И сказал: «Железо у меня в груди.
Киев, Киев, если можешь, погляди!..»

«Киев, Киев! – повторяли провода. –
Вызывает горе, говорит беда».
«Киев, Киев!» – надрывались журавли.
И на запад эшелоны молча шли.
И от лютой человеческой тоски
Задыхались крепкие сибиряки…

Я ушла из детства в грязную теплушку,
В эшелон пехоты, в санитарный взвод.
Дальние разрывы слушал и не слушал
Ко всему привыкший сорок первый год.

Я пришла из школы в блиндажи сырые,
От Прекрасной Дамы в «мать» и «перемать»,
Потому что имя ближе, чем «Россия»,
Не могла сыскать.

Лежат они, глухие и немые,
Под грузом плотной от годов земли –
И юноши, и люди пожилые,
Что на войну вслед за детьми пошли,
И женщины, и девушки-девчонки,
Подружки, сёстры наши, медсестрёнки,
Что шли на смерть и повстречались с ней
В родных краях иль на чужой сторонке.
И не затем, чтоб той судьбой своей
Убавить доблесть воинов мужскую,
Дочерней славой – славу сыновей, –
Ни те, ни эти, в смертный час тоскуя,
Верней всего, не думали о ней.

Не стреляют больше...
Тишина...
Неужели
Кончилась война?!
Неужели
Я – совсем живой–
На рассвете
Ворочусь домой?!

Тихо скрипнет
Старое крыльцо,
Вздрогнет болью
Мамино лицо:
– Сын!..
Сыночек!..
Сколько лет без сна!..
... Неужели кончилась война?!

Сердце, это ли твой разгон!
Рыжий, выжженный Арагон.
Нет ни дерева, ни куста,
Только камень и духота.

Все отдать за один глоток!
Пуля – крохотный мотылек.
Надо выползти, добежать.
Как звала тебя в детстве мать?

Красный камень. Дым голубой.
Орудийный короткий бой.
Пулеметы. Потом тишина.
Здесь я встретил тебя, война.
Одурь полдня. Глубокий сон.
Край отчаянья, Арагон.

Приехал издалёка я,
Приехал я с войны...
Теперь учусь на токаря,
Нам токари нужны.
Теперь стою я за станком
И вспоминаю мать,
Она звала меня сынком
И тёплым, клетчатым платком
Любила укрывать.
Мне не забыть, как мать вели,
Я слышал крик её вдали...
Братишка был ещё живой,
Он бился, звал отца,
Штыком фашистский часовой
Столкнул его с крыльца.
Мне не забыть, как мать вели,
Мелькнул платок её вдали…

Я знаю, ты бежал в бою
И этим шкуру спас свою.
Тебя назвать я не берусь
Одним коротким словом: трус.

Пускай ты этого не знал,
Но ты в тот день убийцей стал.
В окоп, что бросить ты посмел,
В ту ночь немецкий снайпер сел.

За твой окоп другой боец
Подставил грудь под злой свинец.
Назад окоп твой взяв в бою,
Он голову сложил свою.

Не смей о павшем песен петь,
Не смей вдову его жалеть.

Птицы смерти в зените стоят.
Кто идет выручать Ленинград?

Не шумите вокруг – он дышит,
Он живой еще, он все слышит:

Как на влажном балтийском дне
Сыновья его стонут во сне,

Как из недр его вопли: «Хлеба!»
До седьмого доходят неба…

Но безжалостна эта твердь.
И глядит из всех окон – смерть.

И стоит везде на часах
И уйти не пускает страх.

Почему ты шинель бережешь? –
Я у папы спросила. –
Почему не порвешь, не сожжешь? –
Я у папы спросила.

Ведь она и грязна, и стара,
Приглядись-ка получше,
На спине вон какая дыра,
Приглядись-ка получше!

Потому я ее берегу, –
Отвечает мне папа, –
Потому не порву, не сожгу, –
Отвечает мне папа. –

Потому мне она дорога,
Что вот в этой шинели
Мы ходили, дружок, на врага
И его одолели!

Бои ушли. Завесой плотной
Плывут туманы вслед врагам,
И снега чистые полотна
Расстелены по берегам.

И слышно: птица птицу кличет,
Тревожа утреннюю стынь.
И бесприютен голос птичий
Среди обугленных пустынь.

Он бьется, жалобный и тонкий,
О синеву речного льда,
Как будто мать зовет ребенка,
Потерянного навсегда.

Кружит он в скованном просторе,
Звеня немыслимой тоской,
Как будто человечье горе
Осталось плакать над рекой.

К разбитому доту
Приходят ребята,
Приносят цветы
На могилу солдата.

Он выполнил долг
Перед нашим народом.
Но как его имя?
Откуда он родом?

В атаке убит он?
Погиб в обороне?
Могила ни слова
О том не проронит.

Ведь надписи нет.
Безответна могила.
Знать, в грозный тот час
Не до надписей было.

Его зарыли в шар земной,
А был он лишь солдат,
Всего, друзья, солдат простой,
Без званий и наград.

Ему как мавзолей земля –
На миллион веков,
И млечные пути пылят
Вокруг него с боков.

На рыжих скатах тучи спят,
Метелицы метут,
Грома тяжелые гремят,
Ветра разбег берут.

Давным-давно окончен бой...
Руками всех друзей
Положен парень в шар земной,
Как будто в мавзолей...

Все переменится вокруг.
Отстроится столица.
Детей разбуженных испуг
Вовеки не простится.

Не сможет позабыться страх,
Избороздивший лица.
Сторицей должен будет враг
За это поплатиться.

Запомнится его обстрел.
Сполна зачтется время,
Когда он делал, что хотел,
Как Ирод в Вифлееме.

Настанет новый, лучший век.
Исчезнут очевидцы.
Мученья маленьких калек
Не смогут позабыться.

– В бой!
– За Родину!
..и безропотно
Побежал рядовой на врага…
И скосило его вместе с ротным
Беспощадным огнём пулеметным,
У оврага…
Навсегда…

Не схоронены – слишком хлопотно,
так бывало военной порой…
Прорастает ромашками ротный,
Спит, укрывшись землёй рядовой.

По туманной низине, где были
Два мальчишки убиты тогда,
С жеребятами бродят кобылы,
…прелым клевером дышат стога.

На поляне, от лагеря близко,
Где багульник все лето цветет,
На дорогу глядят с обелиска
Пехотинец, матрос и пилот.

Отпечаток счастливого детства
Сохранился на лицах солдат,
Но уже никуда им не деться
От военной суровости дат.

«Вот в таком же зеленом июне, –
Нам сказал пожилой старшина, –
Забрала их, веселых и юных,
И домой не вернула война.

На рассвете, прижав автоматы,
Шли солдаты на штурм высоты...».
Нестареющим нашим вожатым
Мы к ногам положили цветы.

Накануне конца той великой войны
Были вешние звезды видны – не видны
За белесою дымкою ночи.
В полусне бормотал настороженный дом,
И стучала морзянкой капель за окном –
Вопросительный знак, двоеточье...

Ветер в трубах остылых по-птичьи звучал,
Громыхал ледоход о щербатый причал,
Пахло сыростью из подворотни,
А луна, словно сталь, и темна и светла,
По небесной параболе медленно шла
И была, как снаряд на излете.

С чего начинается память – с берез?
С речного песка? С дождя на дороге?
А если – с убийства! А если – со слез!
А если – с воздушной тревоги!

А если с визжащей пилы в облаках,
Со взрослых в пыли распростертых!
А если с недетского знания – как
Живое становится мертвым!

И в пять,
И в пятнадцать,
И в двадцать пять лет
Войной начинается память.
Здесь в этой стране,
Где не помнящих – нет,
Попробуем это представить…

Проходишь мимо обелиска,
Замедли шаг, остановись.
И, голову склонивши низко,
Ты низко, павшим, поклонись.

Они ведь все, как мы хотели
Жить мирно, строить и дерзать.
Но им пришлось надеть шинели
И в бой идти, страну спасать.

Не зная страха в дни сражений,
За мать, за Родину свою,
За жизнь грядущих поколений
Отдали жизнь свою в бою.

Проходишь мимо обелиска,
Замедли шаг, остановись.
И голову склонивши низко,
Всем побившим поклонись.

Нам снится не то, что хочется нам, –
Нам снится то, что хочется снам.
На нас до сих пор военные сны,
Как пулеметы, наведены.

И снятся пожары тем, кто ослеп,
И сытому снится блокадный хлеб.
И те, от кого мы вестей не ждем,
Во сне к нам запросто входят в дом.

Входят друзья предвоенных лет,
Не зная, что их на свете нет.
И снаряд, от которого случай спас,
Осколком во сне настигает нас.

И, вздрогнув, мы долго лежим во мгле, –
Меж явью и сном, на ничье земле,
И дышится трудно, и ночь длинна…
Камнем на сердце лежит война.

Не танцуйте сегодня, не пойте.
В предвечерний задумчивый час
Молчаливо у окон постойте,
Вспомяните погибших за нас.

Там, в толпе, средь любимых, влюблённых,
Средь весёлых и крепких ребят,
Чьи-то тени в пилотках зелёных
На окраины молча спешат.

Им нельзя задержаться, остаться –
Их берёт этот день навсегда,
На путях сортировочных станций
Им разлуку трубят поезда.

Окликать их и звать их – напрасно,
Не промолвят ни слова в ответ,
Но с улыбкою грустной и ясной
Поглядите им пристально вслед.

Внимая ужасам войны,
При каждой новой жертве боя
Мне жаль не друга, не жены,
Мне жаль не самого героя…

Увы! утешится жена,
И друга лучший друг забудет;
Но где-то есть душа одна –
Она до гроба помнить будет!

Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слёзы –
То слезы бедных матерей!

Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…

На краю деревни старая избушка,
Там перед иконой молится старушка.
Молится старушка, сына поминает,
Сын в краю далеком родину спасает.

Молится старушка, утирает слезы,
А в глазах усталых расцветают грезы.
Видит она поле, это поле боя,
Сына видит в поле – павшего героя.

На груди широкой запеклася рана,
Сжали руки знамя вражеского стана.
И от счастья с горем вся она застыла,
Голову седую на руки склонила.

И закрыли брови редкие сединки,
А из глаз, как бисер, сыплются слезинки.

Война горит неукротимо,
Но ты задумайся на миг, –
И голубое станет зримо,
И в голубом – Печальный Лик.

Лишь загляни смиренным оком
В непреходящую лазурь, –
Там – в тихом, в голубом, в широком –
Лазурный дым – не рокот бурь.

Старик-пастух стада покинет,
Лазурный догоняя дым.
Тяжелый щит боец отринет,
Гонясь без устали за ним.

Вот – равные, идут на воле,
На них – одной мечты наряд,
Ведь там, в широком божьем поле,
Нет ни щитов, ни битв, ни стад.

Когда б вернуть те дни, что проводил
Среди цветов, в кипенье бурной жизни,
Дружище мой, тебе б я подарил
Чудесные цветы моей отчизны.

Но ничего тут из былого нет –
Ни сада, ни жилья, ни даже воли.
Здесь и цветы – увядший пустоцвет,
Здесь и земля у палачей в неволе.

Лишь, не запятнанное мыслью злой,
Есть сердце у меня с порывом жарким,
Пусть песня сердца, как цветы весной,
И будет от меня тебе подарком.

Коль сам умру, так песня не умрет,
Она, звеня, свою сослужит службу,
Поведав родине, как здесь цветет
В плененных душах цвет прекрасной дружбы.

Люди! Замрите! Минута молчания.
Пусть только сердце бьётся отчаянно,
Пусть только птиц не смолкает звучание –
Им так положено, и не случайно!

Эта минута – Минута молчания –
Не от отчаяния! Не от отчаяния!
Эта минута – от жизни минута!
Память кому-то! Память кому-то!

Пусть поживут среди нас хоть минуту!
В это мгновенье их так помянуть бы:
Всех – поимённо! Всем – по минуте!
И в миллионах бесценных минут
Десятилетия скорби пройдут..

Холод ползёт по спине не случайно,
И тишины жутковато звучание,
Пламя огня завывает отчаянно –
Так догорает Минута молчания…

На Мамаевом кургане тишина,
За Мамаевым курганом тишина,
В том кургане похоронена война,
В мирный берег тихо плещется волна.

Перед этою священной тишиной
Встала женщина с поникшей головой,
Что-то шепчет про себя седая мать,
Все надеется сыночка увидать.

Заросли степной травой глухие рвы,
Кто погиб, тот не поднимет головы,
Не придет, не скажет: «Мама! Я живой!
Не печалься, дорогая, я с тобой!»

Вот уж вечер волгоградский настает,
А старушка не уходит, сына ждет,
В мирный берег тихо плещется волна,
Разговаривает с матерью она.

В окопах и траншеях, в блиндажах
До сей поры убитые лежат.
Не всех ещё погибших извлекли
Из защищённой павшими земли.

Одно лишь им осталось на веку:
В бессмертном числиться полку.

Хранит на сына похоронку мать...
О нём всю жизнь дано ей горевать.
И муж пришёл с война на костылях...
А сколько полегло их на полях?!

Одно лишь им осталось на веку:
В Бессмертном числиться полку!

Уйдут в небытие иные дни.
Но не погаснут никогда огни –
Как дань поклона памяти людской –
Огни Победы над святой Москвой!

А память будет плыть через века
В строю Бессмертного полка!