Стихи о матерях войны на 9 Мая

Не позабыты печальные списки,
Как часовые, стоят обелиски,
Около настежь открытых дверей
Лица скорбящих седых матерей.

Над камышами, над ковылями
Вдовья печаль говорит с журавлями,
Просит: возьмите меня в дальний путь,
Чтоб на могилы погибших взглянуть!

Лето проходит, краснеют рябины,
Но никогда не уходят седины,
Незабываемо горе войны,
Снег пережитого, снег седины!

Война, война. Любой из нас,
Еще живых людей,
Покуда жив, запомнил час,
Когда узнал о ней.

И как бы ни была она
В тот первый час мала,
Пускай не ты – твоя жена
Все сразу поняла.

Ей по наследству мать ее
Успела передать
Войны великое чутье,
А той – другая мать..

Приехал издалёка я,
Приехал я с войны...
Теперь учусь на токаря,
Нам токари нужны.
Теперь стою я за станком
И вспоминаю мать,
Она звала меня сынком
И тёплым, клетчатым платком
Любила укрывать.
Мне не забыть, как мать вели,
Я слышал крик её вдали...
Братишка был ещё живой,
Он бился, звал отца,
Штыком фашистский часовой
Столкнул его с крыльца.
Мне не забыть, как мать вели,
Мелькнул платок её вдали…

Увидев каплю крови алой
На пальце у ребенка, мать
Жалела, дула, целовала.
– Пройдет! Не надо горевать.

Теперь окрашен нашей кровью
Уже не палец, а висок,
И не подушка в изголовье,
А твердый камень и песок.

Закрыл глаза нам сон глубокий
В походе – на путях войны.
Нам только ветер гладит щеки,
С родной примчавшись стороны.

И хорошо, что на чужбину
К нам не придет старуха-мать…
Ах, чем теперь помочь ей сыну?
Поднять? Подуть? Поцеловать?

Глаза солдатских матерей
До дна наполнены печалью,
Как много бесконечных дней
Они в разлуке повстречали...

Привыкли собрано молчать,
Молиться, сдерживая слёзы...
Пусть много лет в груди стучат
Сердца. Пусть обойдут морозы,

Пусть рук не тронет старина,
Волос – метель, лица – морщины,
Пусть все невзгоды и года
Плывут, не задевая, мимо...

Немыслимо им стать слабей,
Поддаться хоть на миг безволью...
Глаза солдатских матерей
До дна наполнены любовью.

Горевала на крылечке мать,
Вся сухая, словно хворостинка,
От сыночка писем не видать,
Как он там, родимая кровинка?

Может голодно сыночку моему,
Может он замерз или простужен,
Может кто-то рану шьет ему,
Может голос мамы ему нужен?

Что-то писем снова не видать,
Знать забыл наш почтальон тропинку,
Только я сыночка буду ждать,
Мою добрую, родимую кровинку.

Горевала мама на крыльце,
Соловьи ей тихо пели песню,
И жила надежда о бойце,
Только ждать его уж бесполезно…

Внимая ужасам войны,
При каждой новой жертве боя
Мне жаль не друга, не жены,
Мне жаль не самого героя…

Увы! утешится жена,
И друга лучший друг забудет;
Но где-то есть душа одна –
Она до гроба помнить будет!

Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слёзы –
То слезы бедных матерей!

Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…

На краю деревни старая избушка,
Там перед иконой молится старушка.
Молится старушка, сына поминает,
Сын в краю далеком родину спасает.

Молится старушка, утирает слезы,
А в глазах усталых расцветают грезы.
Видит она поле, это поле боя,
Сына видит в поле – павшего героя.

На груди широкой запеклася рана,
Сжали руки знамя вражеского стана.
И от счастья с горем вся она застыла,
Голову седую на руки склонила.

И закрыли брови редкие сединки,
А из глаз, как бисер, сыплются слезинки.

Мать, провожая сына на войну,
Старалась спрятать глубже боль и грусть, –
В свой дом навечно поселяя тишину,
Лишь голос слышала: «Родная, я вернусь!»

Он ей запомнился шагающим в строю –
Её сынок – надежда и отрада.
Он жизнь отдал за Родину свою.
Искала сорок лет его награда.

И к сердцу мать прижала сухонькой рукой
Медаль, что в сельсовете ей вручили…
А сын, сражённый пулею шальной,
Лежит в никем не найденной могиле.

Она при встрече людям говорила:
– Какие ж были у меня дела…
Я никогда в разведку не ходила
И самолеты в небо не вела.

Я в жизни подвигов не совершила,
Жила, как все, в простой семье своей,
Я просто мыла, стряпала и шила,
Да вот еще растила сыновей…

А сыновья ее шептали имя,
Идя родную землю защищать.
И шла она незримо вместе с ними,
Совсем седая, ласковая мать.

В платке цветном встречала за оградой,
Рассматривала молча ордена…
И каждою сыновнею наградой
Она сама была награждена.

На Мамаевом кургане тишина,
За Мамаевым курганом тишина,
В том кургане похоронена война,
В мирный берег тихо плещется волна.

Перед этою священной тишиной
Встала женщина с поникшей головой,
Что-то шепчет про себя седая мать,
Все надеется сыночка увидать.

Заросли степной травой глухие рвы,
Кто погиб, тот не поднимет головы,
Не придет, не скажет: «Мама! Я живой!
Не печалься, дорогая, я с тобой!»

Вот уж вечер волгоградский настает,
А старушка не уходит, сына ждет,
В мирный берег тихо плещется волна,
Разговаривает с матерью она.

В ранний час, когда полны дороги
Чуткой предрассветной тишиной,
Образ твой, задумчивый и строгий,
Неотступно следует за мной.

Ты меня под сердцем не носила,
Не качала, к зыбке наклонясь.
Но твоя испытанная сила
В кровь мою горячую влилась.

Где теперь ты? Под седым туманом
Черной степью на восток идешь
Или в горы смелым партизанам
Ленты пулеметные несешь?

Ветер мне донес твою молитву.
Ты меня родимым назови
И, как сына верного, на битву,
На кровавый бой благослови.

Я за все врагам твоим отвечу,
И вернется в дом твоя семья.
Сквозь огонь, сквозь яростную сечу,
Сквозь бои – идут к тебе навстречу
Все твои родные сыновья.

Часто встретишь её при дороге,
Где клубится, вздымается пыль.
Не подкошенной болью, тревогой
Ветер гнёт перед нею ковыль.

Сына мать ожидает как прежде.
Пусть закончился ужас войны.
Нет! Не сломлена в сердце надежда.
«Он вернётся!» – твердит. – «Только жди!»

Взор её устремлён к горизонту,
В нём растаял родной силуэт.
Пожелтела от лет похоронка,
Только памяти давности нет.

Образ сына пред ней в гимнастёрке,
Голубые, как небо, глаза.
С вещмешком да шинелью потёртой,
Так его провожала она.

Смертью храбрых он пал под Берлином,
В свой последний решительный бой,
Чтобы мир был свободным, счастливым,
Неизвестный солдат и герой.

Не лежать на могиле букетам,
Не склониться пред ним до земли.
Это место известно лишь ветрам,
Да кричат на лету журавли.

Если встретишь её при дороге,
Где клубится, вздымается пыль,
Не подкошенной болью, тревогой
Поклонись ей, как гнётся ковыль.

В поле с ветром шепчется осина,
Хмурит ель в бору седые брови.
На войне у матери три сына,
Три невестки дома у свекрови.

Снег, как соль, рассыпан в звездном блеске
Каравай луны совсем не начат.
Соберутся у стола невестки,
Повздыхают, о мужьях поплачут.

Только мать не плакала ни разу,
Не вздыхала о разлуке горькой
С той поры, как, верные приказу,
Сыновья простились с ней под горкой.

Ей недолго жить на белом свете,
Что ни день – ее все уже стежка,
А посмотрит – у невесток дети,
Надо каждой пособить немножко.

Сядет потихоньку в уголочке,
Будто горя нет и на копейку,
То для внука штопает чулочки,
То для внучки ладит душегрейку.

И не слышит вьюги-завирухи,
Что в полях шатает перелески.
«Каменное сердце у старухи»,
– Говорят, наплакавшись, невестки.

Что ж! Печаль у матери бесслезна,
Улеглась под сердцем непогода...
Ей поплакать и потом не поздно,
Как сыны вернутся из похода.

На коленях перед Ликом стоя,
Мать молилась ночи напролёт.
Чтоб вернулся с фронта невредимым,
Кровиночка, единственный сынок.

Его она остаться не просила –
Над Родиной сгустилась злая тьма.
Смахнув слезу, тихонько говорила:
«Сражайся за страну и за меня».

Уехал поезд и дымок растаял.
Мать ждёт желанных с запада вестей,
Но почтальон, девчонка молодая,
Обходит стороной её плетень.

А дни летят, проходят год за годом,
Уже войска к Берлину подошли.
И тут письмо, желанное, родное…
Рука вдруг онемела и дрожит.

Девчушка- почтальонша подхватила
Помятый треугольник на лету
И голоском звенящим прочитала
«Живой я, мама. Всё. Домой лечу.

Война к концу и ранен я немножко,
Бывал в плену, в лесу у партизан,
Но выжил. О тебе я, мама,
Ночами очень, очень тосковал».

Ждёт мать, теперь её молитва
О всех сынах, что на полях войны
Нас защищают, берегут границу
Своей святой, израненной земли.

Есть за Полтавой в чистом поле
Могила павшего бойца.
Кругом – пшеничное раздолье,
Душистый запах чабреца.

И каждый вечер на закате
Сюда, в степную благодать,
В поношенном старинном платье
Приходит седенькая мать.

Придёт, украсит васильками
Могилу ратника она,
И долго над замшелом камнем
Сидит, в печаль погружена.

И думает прошедший мимо:
Под этой каменной плитой
Лежит сынок её родимый,
Её соколик дорогой,
Которого она, бывало,
Ждала с работы у крыльца...
А мать ни разу не видала
В лицо погибшего бойца.

Он с раскалённым автоматом
Пришёл сюда издалека:
Оттуда, где волной крылатой
Шумит в тайге Амур – река.

На этом васильковом поле
Настиг он вражескую рать.
Освободил здесь из неволи
Вот эту старенькую мать.

Вернул ей счастье Украины,
Зажёг зарю над нею вновь...
Он стал ей – наречённым сыном,
Он заслужил её любовь.

Был он рыжим, как из рыжиков рагу.
Рыжим, словно апельсины на снегу.
Мать шутила, мать веселою была:
«Я от солнышка сыночка родила...»

А другой был черным-черным у нее.
Черным, будто обгоревшее смолье.
Хохотала над расспросами она, говорила:
«Слишком ночь была черна...»

В сорок первом, в сорок памятном году
Прокричали репродукторы беду.
Оба сына, оба-двое, соль Земли,
Поклонились маме в пояс и ушли...

Довелось в бою почуять молодым
Рыжий бешеный огонь и черный дым,
Злую зелень застоявшихся полей,
Серый цвет прифронтовых госпиталей.

Оба сына, оба-двое, два крыла,
Воевали до Победы. Мать ждала.
Не гневила, не кляла она судьбу.
Похоронка обошла ее избу.

Повезло ей, привалило счастье вдруг.
Повезло одной на три села вокруг.
Повезло ей, повезло ей, повезло! –
Оба сына воротилися в село.

Оба сына, оба-двое, плоть и стать...
Золотистых орденов не сосчитать.
Сыновья сидят рядком – к плечу плечо.
Ноги целы, руки целы – что еще?

Пьют зеленое вино, как повелось...
У обоих изменился цвет волос.
Стали волосы – смертельной белизны...
Видно, много белой краски у войны.

Постарела мать за много лет,
А вестей от сына нет и нет.
Но она всё продолжает ждать,
Потому что верит, потому что мать.

И на что надеется она?
Много лет, как кончилась война.
Много лет, как все пришли назад,
Кроме мёртвых, что в земле лежат.

Сколько их в то дальнее село,
Мальчиков безусых, не пришло.
…Раз в село прислали по весне
Фильм документальный о войне,
Все пришли в кино – и стар, и мал,
Кто познал войну и кто не знал,
Перед горькой памятью людской
Разливалась ненависть рекой.

Трудно было это вспоминать.
Вдруг с экрана сын взглянул на мать.
Мать узнала сына в тот же миг,
И пронёсся материнский крик;
– Алексей! Алёшенька! Сынок! –
Словно сын её услышать мог.

Он рванулся из траншеи в бой.
Встала мать прикрыть его собой.
Всё боялась – вдруг он упадёт,
Но сквозь годы мчался сын вперёд.

– Алексей! – кричали земляки.
– Алексей! – просили, – добеги!..
Кадр сменился. Сын остался жить.
Просит мать о сыне повторить.

И опять в атаку он бежит.
Жив-здоров, не ранен, не убит.
– Алексей! Алёшенька! Сынок! –
Словно сын её услышать мог…

Дома всё ей чудилось кино…
Всё ждала, вот-вот сейчас в окно
Посреди тревожной тишины
Постучится сын её с войны.

Ах, вспомни, мама, вспомни, мама,
Избу промерзшую насквозь!
Ах, сколько с нами, сколько с нами
Тебе увидеть довелось!..

Метельный ветер бьет с налета.
А ты, сквозь снег бредя едва,
Везешь на санках из болота
Ольху сырую на дрова.

Сама – тягло,
Сама – возница.
Заботам вдовьим нет конца.
Иссякла соль,
И нет мучицы,
И для козы в обрез сенца.

Война явилась к нам без спроса.
И не забыть мне, мама, нет,
Как приносила ты с покоса
Нам свой, положенный, обед.

Троих растила малолеток.
Нужда сушила, гнула, жгла,
Но были сыты мы, одеты
И в стужу лютую согреты…
Ты все умела, все могла!

На все ума и сил хватало!
А в день начальный сентября
Ты вся от радости сияла,
Когда нас в школу провожала:
«Учитесь лучше», – говоря.

Жена погибшего солдата,
Познав всю горечь тех годов,
Великой матерью была ты,
Опорой тыла и фронтов!

Тебе ль, о мама, не гордиться
Хоть и суровою судьбой!..
Взгляни, как нива колосится
В полях, ухоженных тобой!

Спасибо, российские женщины, вам
И вашим умелым и нежным рукам.
Они золотые, как солнце, всегда,
Нам маминых рук не забыть никогда!

Что в сердце нашем самое святое?
Навряд ли надо думать и гадать.
Есть в мире слово самое простое
И самое возвышенное – Мать!

Ой, зачем ты,
солнце красное,
всё уходишь –
не прощаешься?
Ой, зачем
с войны безрадостной,
сын,
не возвращаешься?
Из беды
тебя я выручу,
прилечу
орлицей быстрою...
Отзовись,
моя кровиночка!
Маленький.
Единственный...

Белый свет
не мил.
Изболелась я.
Возвратись,
моя надежда!
Зёрнышко моё,
Зорюшка моя.
Горюшко моё, –
где ж ты?
Не могу найти дороженьки,
чтоб заплакать
над могилою...
Не хочу я
ничегошеньки –
только сына
милого.
За лесами моя ластынька!
За горами –
за громадами...
Если выплаканы
глазыньки –
сердцем
плачут матери.

Белый свет
не мил.
Изболелась я.
Возвратись,
моя надежда!
Зёрнышко моё,
Зорюшка моя.
Горюшко моё, –
где ж ты?