Трогательные стихи к Дню Победы

Осталось мало вас – мальчишек,
В руках сжимавших автомат.
А смерть нещадно пишет, пишет
В скрижалях имена солдат.

Но дети наши на асфальте
Рисуют мелом во дворе
И говорят, поют без фальши
На нашем, русском языке!

И, с Днём Победы поздравляя,
За всех я солнцу улыбнусь.
Кто шёл, под шквал огня вставая,
Им в ноги низко поклонюсь!

Застыли ели в карауле,
Синь неба мирного ясна.
Идут года. В тревожном гуле
Осталась далеко война.

Но здесь, у граней обелиска,
В молчанье голову склонив,
Мы слышим грохот танков близко
И рвущий душу бомб разрыв.

Мы видим их – солдат России,
Что в тот далёкий грозный час
Своею жизнью заплатили
За счастье светлое для нас...

За пять минут уж снегом талым
Шинель запорошилась вся.
Он на земле лежит, усталым
Движеньем руку занеся.

Он мертв. Его никто не знает.
Но мы еще на полпути,
И слава мертвых окрыляет
Тех, кто вперед решил идти.

В нас есть суровая свобода:
На слезы обрекая мать,
Бессмертье своего народа
Своею смертью покупать.

Мы шли дорогой русской славы,
Мы шли грозой чужой земле,
И лик истерзанной Варшавы,
Мелькнув, исчез в январской мгле.

А впереди цвели пожары,
Дрожала чуждая земля,
Узнали тяжесть русской кары
Её леса, её поля.

Но мы навеки будем правы
Пред вами, прежние века.
Опять дорогой русской славы
Прошли славянские войска.

Уже – конец.
Уже – петля на шее.
Толпятся палачи,
С убийством торопясь.
Но на мгновенье замерли злодеи,
Когда веревка вдруг оборвалась...
И партизан, под виселицей стоя,
Сказал с усмешкой
В свой последний час:
– Как и веревка, все у вас гнилое!
Захватчики!
Я презираю вас!

Была пора: своих сынов
Отчизна к битве призывала
С толпой несметною врагов,
И рать за ратью восставала,
И бодро шла за ратью рать
Геройской смертью умирать.
Но смолк орудий страшный гул,
И, отстояв свой край родимый,
Народ великий отдохнул.
Отчизна вышла невредима
Из той борьбы... как в старину –
В иную славную войну.

Не раз в те грозные, больные годы,
Под шум войны, средь нищенства природы,
Я перечитывал стихи Ронсара,
И волшебство полуденного дара,
Игра любви, печали легкой тайна,
Слова, рожденные как бы случайно,
Законы строгие спокойной речи
Пугали мир ущерба и увечий.
Как это просто все! Как недоступно!
Любимая, дышать и то преступно…

Когда стояла у подножья
Горы, что называют «Жизнь»,
Не очень верилось, что можно
К её вершине вознестись.
Но пройдено уже две трети,
И если доберусь туда,
Где путникам усталым светит
В лицо вечерняя звезда,
То с этой высоты спокойно
И грустно оглянусь назад:
– Ну, вот и кончились все войны,
Готовься к отдыху, солдат!..

А вы, мои друзья последнего призыва!
Чтоб вас оплакивать, мне жизнь сохранена.
Над вашей памятью не стыть плакучей ивой,
А крикнуть на весь мир все ваши имена!

Да что там имена!
Ведь все равно – вы с нами!..
Все на колени, все!
Багряный хлынул свет!

И ленинградцы вновь идут сквозь дым рядами –
Живые с мертвыми: для славы мертвых нет.

Я, как блиндаж партизанский, травою пророс.
Но, оглянувшись, очень отчетливо вижу:
падают мальчики, запнувшись за мину, как за порог,
наткнувшись на очередь, будто на ленточку финиша.
Падают мальчики, руки раскинув просторно,
на чернозем, от безделья и крови жирный.
Падают мальчики, на мягких ладонях которых –
такие прекрасные,
такие длинные
линии жизни.

Пусть дни войны тянулись очень долго,
Пусть быстро мчались мирные года.
Победы под Москвой, под Курском и на Волге
История запомнит навсегда.

Пусть Вы сейчас отцы и деды,
Виски посеребрила седина.
Вовек Вам не забыть весну Победы,
Тот день, когда закончилась война.

Пусть многие сегодня не в строю,
Мы помним все, что делалось тогда
И обещаем Родину свою
Сберечь для дела, мира и труда.

Когда закончен бой, присев на камень,
В грязи, в поту, измученный солдат
Глядит еще незрячими глазами
И другу отвечает невпопад.

Он, может быть, и закурить попросит,
Но не закурит, а махнет рукой.
Какие жал он трудные колосья,
И где ему почудился покой!

Он с недоверьем оглядит избушки
Давно ему знакомого села,
И, невзначай рукой щеки коснувшись,
Он вздрогнет от внезапного тепла.

Куда б ни шел, ни ехал ты,
Но здесь остановись,
Могиле этой дорогой
Всем сердцем поклонись.

Кто б ни был ты – рыбак, шахтер,
Ученый иль пастух, –
Навек запомни: здесь лежит
Твой самый лучший друг.

И для тебя и для меня
Он сделал все, что мог:
Себя в бою не пожалел,
А родину сберег.

День памяти —
Победы праздник,
Несут венков
Живую вязь,
Тепло букетов
Красок разных,
Чтоб не терялась
С прошлым связь.
И плиты скорбные согреты
Цветов дыханьем полевым.
Прими, боец,
Как дар, всё это
Ведь это нужно
Нам,
Живым.

Не позабыты печальные списки,
Как часовые, стоят обелиски,
Около настежь открытых дверей
Лица скорбящих седых матерей.

Над камышами, над ковылями
Вдовья печаль говорит с журавлями,
Просит: возьмите меня в дальний путь,
Чтоб на могилы погибших взглянуть!

Лето проходит, краснеют рябины,
Но никогда не уходят седины,
Незабываемо горе войны,
Снег пережитого, снег седины!

Справа раскинулись пустыри,
С древней, как мир, полоской зари.

Слева, как виселицы, фонари.
Раз, два, три…

А надо всем еще галочий крик
И помертвелого месяца лик
Совсем ни к чему возник.

Это – из жизни не той и не той,
Это – когда будет век золотой,
Это – когда окончится бой,
Это – когда я встречусь с тобой.

Была война.
И гибли люди.
И шёл за Родину солдат.
Он воевал.

И был он храбрым.
И бил фашистов всех подряд.
И так дошёл он до Берлина.
Четыре года воевал.

Чтоб я о бабушкином папе
Всем в День Победы
Рассказал.

Есть время камни собирать,
И время есть, чтоб их кидать.
Я изучил все времена,
Я говорил: «на то война»,
Я камни на себе таскал,
Я их от сердца отрывал,
И стали дни еще темней
От всех раскиданных камней.
Зачем же ты киваешь мне
Над той воронкой в стороне,
Не резонер и не пророк,
Простой дурашливый цветок?

Мы – не пыль на ветру,
Не туман поутру,
Мы – другое совсем поколенье.
Нас развеять нельзя,
Нас рассеять нельзя.
Нас поставить нельзя на колени.

В порошок не стереть,
Мы познали и смерть.
Нам эпоха досталась лихая.
Мы на тысячи лет
Свой оставили след.
Нет ему ни конца и ни края.

Гранитные плиты,
Цветов арсенал,
Могила солдата,
Что насмерть стоял.

Спешил он к победе
В атаку ходил,
Бесстрашно боролся,
За счастье и мир.

И в день этот славный,
Мы вспомним всех тех,
Чье имя в граните
Осталось на век...

На краю деревни старая избушка,
Там перед иконой молится старушка.
Молится старушка, сына поминает,
Сын в краю далеком родину спасает.

Молится старушка, утирает слезы,
А в глазах усталых расцветают грезы.
Видит она поле, это поле боя,
Сына видит в поле – павшего героя.

На груди широкой запеклася рана,
Сжали руки знамя вражеского стана.
И от счастья с горем вся она застыла,
Голову седую на руки склонила.

И закрыли брови редкие сединки,
А из глаз, как бисер, сыплются слезинки.

Над могилой, в тихом парке
Расцвели тюльпаны ярко.
Вечно тут огонь горит,
Тут солдат советский спит.

Мы склонились низко-низко
У подножья обелиска,
Наш венок расцвёл на нём
Жарким, пламенным огнём.

Мир солдаты защищали,
Жизнь за нас они отдали.
Сохраним в сердцах своих
Память светлую о них!

Как продолжение жизни солдат
Под звёздами мирной державы
Цветы на ратных могилах горят
Венками немеркнущей славы.

Мальчикам, играющим в войну,
Я в больших ладонях протяну
Два десятка взятых наугад
Оловянных маленьких солдат.

Ты смотри внимательно, дружок,
Этот вот без рук, а тот – без ног.
Третий черный, зубы лишь как мел.
Видно, в танке заживо сгорел.

А четвертый, ордена – как щит –
Он в Берлине в мае был убит.
А вот этот на густой заре
В сорок третьем утонул в Днепре.

У шестого – на глазах слеза,
Сорок лет, как выбило глаза...
Горсть солдат ребятам протяну,
Не играйте, мальчики, в войну.

Война горит неукротимо,
Но ты задумайся на миг, –
И голубое станет зримо,
И в голубом – Печальный Лик.

Лишь загляни смиренным оком
В непреходящую лазурь, –
Там – в тихом, в голубом, в широком –
Лазурный дым – не рокот бурь.

Старик-пастух стада покинет,
Лазурный догоняя дым.
Тяжелый щит боец отринет,
Гонясь без устали за ним.

Вот – равные, идут на воле,
На них – одной мечты наряд,
Ведь там, в широком божьем поле,
Нет ни щитов, ни битв, ни стад.

На поляне, от лагеря близко,
Где багульник все лето цветет,
На дорогу глядят с обелиска
Пехотинец, матрос и пилот.

Отпечаток счастливого детства
Сохранился на лицах солдат,
Но уже никуда им не деться
От военной суровости дат.

«Вот в таком же зеленом июне, –
Нам сказал пожилой старшина, –
Забрала их, веселых и юных,
И домой не вернула война.

На рассвете, прижав автоматы,
Шли солдаты на штурм высоты...».
Нестареющим нашим вожатым
Мы к ногам положили цветы.

Спасибо героям,
Спасибо солдатам,
Что мир подарили,
Тогда – в сорок пятом!

Вы кровью и потом
Добыли победу.
Вы молоды были,
Сейчас – уже деды.

Мы эту победу –
Вовек не забудем!
Пусть мирное солнце
Сияет всем людям!

Пусть счастье и радость
Живут на планете!
Ведь мир очень нужен –
И взрослым, и детям!

Она носила, словно латы,
Обороняя Ленинград,
Простую стеганку из ваты —
Привычный времени наряд.

Узорчатый и аккуратный,
К лицу казался ей вполне
Костюм из серой ткани, ватный,
Какие носят на войне.

Теперь он весь забрызган мелом,
Но ей и нам не все ль равно?
Ей в этом выгоревшем, в белом,
Войти в историю дано.

И даже если это мода,
Мы занесем ее в приход, —
Живи и здравствуй, дочь народа,
Законодательница мод!

Многое уйдёт бесповоротно,
Только до скончания веков
В памяти останется народной
Поколение фронтовиков.

Страшной опалённое бедою
Выплывет из дымных облаков
Легендарное и молодое
Поколение фронтовиков.

Жившее и яростно, и жадно,
Знавшее у счастья вкус каков,
Вырубает время беспощадно
Поколение фронтовиков.

В том окопе сумрачно и сыро
Под смертельной тяжестью венков.
И ложится в основанье мира
Поколение фронтовиков.

Сыновним чувством схваченный в кольцо,
Смотрю, как дождик трудится над пашней.
Какое было у отца лицо
В атаке той последней рукопашной?

Накатывалась едкая слеза
От близкого слепящего разрыва.
Какие были у отца глаза,
Когда залёг весь батальон прорыва?

Какою мыслью был он напряжён,
Минуя поле минное вслепую,
Когда взяла убийственный разгон
Ему навстречу снайперская пуля?

Быть может, смерть заметила его
В бинокли с наблюдательного верха?
Я знаю всё о штурме Кенигсберга,
Я об отце не знаю ничего.

Я, ребята, на войне
В бой ходил, горел в огне.
Мёрз в окопах под Москвой,
Но, как видите, – живой.

Не имел, ребята, права
Я замёрзнуть на снегу,
Утонуть на переправах,
Дом родной отдать врагу.

Должен был прийти я к маме,
Хлеб растить, косить траву.
В День Победы вместе с вами
Видеть неба синеву.

Помнить всех, кто в горький час
Сам погиб, а землю спас…
Я веду сегодня речь
Вот о чём, ребята:
Надо Родину беречь
По-солдатски свято!

Наше время считают деревья,
что взросли на священной золе.
И в минуту большого доверья
вспоминаем мы тех, кто в земле.

Под кореньями, под молочаем
есть у каждого кто-то родной.
«Так почтим их минутой молчания…»
Так молчат берега над водой.

Между нами поток быстротечный
с мотыльками, стволами берез,
с первым криком, теплом человечьим
до последнего вздоха… до звезд…

Знаю, – вечность, холодная, тихая,
никому никого не вернет.
Только в соснах часы твои тикают
и кукушка кукует-поет…

Я – предков славянских кровинка.
Я – вдовой солдатки слеза,
Заросшей траншеи былинка,
Угасшего боя гроза.

Я – стон молодого солдата
Убитого в первом бою.
Я – чувство внезапной утраты,
Когда похоронку дают.

Я – звёздочки на обелисках,
Упорство советских солдат,
Погибших под Наро-Фоминском,
Не сделав и шагу назад.

Я – горькая радость Победы!
Я – гордость за Русский народ!
И что б я ни делал,
И где бы я ни был,
Всё это со мною живёт!

Когда вы песни на земле поёте.
Тихонечко вам небо подпоёт.
Погибшие за Родину в полёте,
Мы вечно продолжаем свой полёт.

Мы стали небом, стали облаками
И, наблюдая ваш двадцатый век,
К вам тихо прикасаемся руками,
И думаете вы, что это снег.

Мы согреваем сверху птичьи гнёзда,
Баюкаем детей в полночный час,
Вам кажется, что в небе светят звёзды,
А это мы с небес глядим на вас.

Мы вовсе не тени безмолвные,
Мы ветер и крик журавлей,
Погибшие в небе за Родину
Становятся небом над ней.

Грязь месил,
В медсанбате срывал бинты,
Стали руки темней свинца…
Я не знаю,
Не знаю совсем, кто ты, –
Ни фамилии, ни лица.

Ведь Россия-мать велика собой,
У неё не счесть сыновей.
А случится бой: там солдат – любой.
Все одной семьи и кровей.

Тополя цвели, пели кочеты,
Но пришёл июнь ледяной.
Сколько холмиков по обочинам
У тебя, солдат, за спиной!

От Москвы лежал в десяти верстах –
Всё равно своё наверстал!
Позади война, впереди рейхстаг.
Вся земля тебе – пьедестал.

Она при встрече людям говорила:
– Какие ж были у меня дела…
Я никогда в разведку не ходила
И самолеты в небо не вела.

Я в жизни подвигов не совершила,
Жила, как все, в простой семье своей,
Я просто мыла, стряпала и шила,
Да вот еще растила сыновей…

А сыновья ее шептали имя,
Идя родную землю защищать.
И шла она незримо вместе с ними,
Совсем седая, ласковая мать.

В платке цветном встречала за оградой,
Рассматривала молча ордена…
И каждою сыновнею наградой
Она сама была награждена.

Я родилась, а мама умерла.
и город взял меня на воспитанье.
Пожизненное испытанье,
я – родилась, а мама умерла.

Пришла война. Отец ушёл на фронт,
чтоб никогда обратно не вернуться.
Такие «круглыми сиротами» зовутся.
В те годы город полон был сирот.

Но город – жил, работал, рос –
горячий, громкий, дымный и железный.
Шли «похоронки», голод и болезни,
а он Победу в будущее нёс.

К нам люди были ласковы, добры,
Сирот обогревали и растили.
А мы росли такими непростыми –
все без отцов, голодные и злы.

Говори, отец, говори...
Говори, отец, до зари,
Расскажи, отец, о войне –
Будет больно и страшно мне.

Не щади меня, не щади,
Вновь в атаку, отец, иди
Ошалелым от ран юнцом,
Недоучкою, сорванцом.

Говори, отец, не молчи,
Вновь от ужаса закричи
И к сырой земле припади...
Не щади меня, не щади...

Я хочу обо всем узнать:
Как ты падал и шел опять,
Как гранату в руках сжимал,
Как письма ты напрасно ждал...

Говори, отец, о войне,
Это нужно и важно мне...

На сельскую почту
Приходят ребята.
Письмо заказное
Найдет адресата.

В столицу доставят
Его почтальоны.
Письмо прочитает
Министр обороны.

Вновь списки просмотрят,
За записью запись...
И вот они –
Имя,
Фамилия,
Адрес!

И станет в колонну
Героев несметных –
Еще один встанет –
Посмертно.
Бессмертно.

Мне снился бой. Он мне порою снится, –
Как на врага, светла и высока,
Моя любимая летела птица,
Стальным крылом срезая облака.

От раскаленного свинца и стали,
Казалось, загорится небосклон.
Последний хищник смертоносной стаи
Был соколом моим испепелен.

А я стояла над чужой рекою,
Потом бежала я чужим селом,
Чтоб теплой благодарною рукою
Погладить утомленное крыло.

И вдруг раздался гулкий гром салюта.
И я проснулась. Продолженьем сна
Победы нашей ликовало утро,
Шла по земле Великая Весна.

Я родом не из детства – из войны.
И потому, наверное, дороже,
Чем ты, ценю я радость тишины
И каждый новый день, что мною прожит.

Я родом не из детства – из войны.
Раз, пробираясь партизанской тропкой,
Я поняла навек, что мы должны
Быть добрыми к любой травинке робкой.

Я родом не из детства – из войны.
И, может, потому незащищённей:
Сердца фронтовиков обожжены,
А у тебя – шершавые ладони.

Я родом не из детства – из войны.
Прости меня – в том нет моей вины…

Идут устало ветераны,
Белеют сединой виски,
Ах, если б не болели раны,
Да в сердце не было тоски!

Они несут в руках гвоздики,
Но их ряды не так стройны,
Ах, если б не было Великой,
Чудовищной и злой войны!

В суровых фронтовых походах
Не знали отдыха и сна,
Ах, если б молодости годы
Не отняла у них война!..

Они в Россию свято верят,
Ведь с ней прошли нелегкий путь.
Ах, если бы им вернуть потери,
Друзей потерянных вернуть!

Студили душу им метели,
В глаза не раз смотрела смерть.
Ах, если бы мы теперь сумели
Их человечностью согреть!..

Следы обид зарубцевались,
Но боль видна на их челе.
Ах, если бы вновь не бушевали
Невзгоды на родной земле!

Они стоят у обелисков,
Медали заслоняют грудь.
Им поклонитесь, люди, низко,
Пока они еще живут…

В тот страшный день земля рванула в небо.
От грохота застыла в жилах кровь.
Июнь цветастый сразу канул в небыль,
И смерть, вдруг, оттеснила жизнь, любовь.

Надели гимнастёрки и шинели
Вчерашние мальчишки – цвет страны.
Девчонки на прощанье песни пели,
Желали выжить в грозный час войны.

Война, как ком, катилась по дорогам,
Неся разруху, голод, смерть и боль.
Осталось их в живых совсем немного,
Принявших первый, самый страшный бой!

В атаку шли за правду, за Отчизну,
За мир, за мать с отцом, за добрый дом.
Чтоб защитить от ужасов фашизма
Права на жизнь, что рушилась кругом.

Сирень, гвоздики, нежные тюльпаны…
Начало лета, жизнь вокруг кипит.
Жива любовь, зарубцевались раны,
Но этот день июня не забыт!

Солнце в трубу золотую трубит:
«Слава герою-бойцу!
Враг побеждён, уничтожен, разбит,
Слава герою-бойцу!»

– С врагами я бьюсь, – сказал боец,
– На это и жизни не жаль,
Но штык для меня ковал кузнец –
Крепка закалённая сталь!

– Я выковал штык, – кузнец говорит,
Как жар, он на солнце горит,
Но звонкую сталь, драгоценный дар,
Выплавил брат-сталевар.

– Конечно, – сказал сталевар, – металл
Я сам из руды достал,
Но в тёмные недра Уральских гор
Спускался не я, а шахтёр.

– Да, это правда, – шахтёр сказал, –
Забой у меня каменист.
Руду я достал, но к вам на вокзал
Её привозил машинист.

– Ну да, – сказал машинист, – по стране
Я езжу во все концы,
Но хлеб добывают и вам, и мне
Родные наши жнецы.

– Что ж, это верно, я всех кормлю, –
Сказал машинисту жнец, –
Но землю, которую я люблю,
Сберёг для меня боец.

Есть в Восточной Сибири деревня Кукой –
Горстка изб над таежной рекой.

За деревней на взгорье – поля и луга,
А за ними стеною тайга.

В сорок первом, когда наступали враги,
Проводила деревня от милой тайги
Взвод отцов и мужей, взвод сибирских
солдат.
Ни один не вернулся назад.

И остались в Кукое, у светлой реки,
Только дети, да женщины, да старики.

Молодые ребята, едва подросли,
На большие сибирские стройки ушли.

Не играют тут свадеб, не родят детей.
Жизнь без всяких прикрас, безо всяких затей.

Ранним-рано кукоевцы гасят огонь.
Никогда не играет в Кукое гармонь.

Ни вечерки какой, ни гуляния нет.
Только вдовья кручина – считай сколько лет.

Черный крест на груди итальянца,
Ни резьбы, ни узора, ни глянца, –
Небогатым семейством хранимый
И единственным сыном носимый…

Молодой уроженец Неаполя!
Что оставил в России ты на поле?
Почему ты не мог быть счастливым
Над родным знаменитым заливом?

Я, убивший тебя под Моздоком,
Так мечтал о вулкане далеком!
Как я грезил на волжском приволье
Хоть разок прокатиться в гондоле!

Но ведь я не пришел с пистолетом
Отнимать итальянское лето,
Но ведь пули мои не свистели
Над священной землей Рафаэля!

Здесь я выстрелил! Здесь, где родился,
Где собой и друзьями гордился,
Где былины о наших народах
Никогда не звучат в переводах.

Разве среднего Дона излучина
Иностранным ученым изучена?
Нашу землю – Россию, Расею –
Разве ты распахал и засеял?

Нет! Тебя привезли в эшелоне
Для захвата далеких колоний,
Чтобы крест из ларца из фамильного
Вырастал до размеров могильного…

Оборванного мишку утешала
Девчушка в изувеченной избе:
«Не плачь, не плачь… Сама недоедала,
Полсухаря оставила тебе…

… Снаряды пролетали и взрывались,
Смешалась с кровью черная земля…
Была семья, был дом… Теперь остались
Совсем одни на свете – ты и я…»

… А за деревней рощица дымилась,
Поражена чудовищным огнём,
И Смерть вокруг летала злою птицей,
Бедой нежданной приходила в дом…

«Ты слышишь, Миш, я сильная, не плачу,
И мне дадут на фронте автомат.
Я отомщу за то, что слезы прячу,
За то, что наши сосенки горят…»

Но в тишине свистели пули звонко,
Зловещий отблеск полыхнул в окне…
И выбежала из дому девчонка:
«Ой, Мишка, Мишка, как же страшно мне!..»

… Молчание. Ни голоса не слышно.
Победу нынче празднует страна…
А сколько их, девчонок и мальчишек,
Осиротила подлая война?!..

Я знаю, будет мир опять
И радость непременно будет.
Научатся спокойно спать
Все это видевшие люди.
Мы тоже были в их числе
И я скажу тебе наверно,
Когда ты станешь повзрослей,
Что значит тьма ночей пещерных.
Что значит в неурочный час
Проснуться в грохоте и вое,
Когда надвинется, рыча,
Свирепое и неживое,
И в приступе такой тоски,
Что за полвека не осилишь,
Еще не вытянув руки,
Коснуться чудищ и страшилищ:
Опять, опять ревут гудки,
Опять зенитки всполошились.
И в этот допотопный мрак
Под звон и вопли стекол ломких
Сбежать, закутав кое-как
Навзрыд кричащего ребенка.
Все, как на грех, перемешать,
И к волку приплести сороку,
И этот вздор, едва дыша,
Шептать в заплаканную щеку.
Но в дорассветной тишине
Между раскатами орудий
На миг приходит к нам во сне
Все то, что непременно будет:
Над нашим городом опять
Рубиновые звезды светят,
И привыкают мирно спать
Сиреной пуганные дети.

…Да разве об этом расскажешь
В какие ты годы жила!
Какая безмерная тяжесть
На женские плечи легла!..

В то утро простился с тобою
Твой муж, или брат, или сын,
И ты со своею судьбою
Осталась один на один.

Один на один со слезами,
С несжатыми в поле хлебами
Ты встретила эту войну.
И все – без конца и без счета –
Печали, труды и заботы
Пришлись на тебя на одну.

Одной тебе – волей-неволей –
А надо повсюду поспеть;
Одна ты и дома и в поле,
Одной тебе плакать и петь.

А тучи свисают все ниже,
А громы грохочут все ближе,
Все чаще недобрая весть.
И ты перед всею страною,
И ты перед всею войною
Сказалась – какая ты есть.

Ты шла, затаив свое горе,
Суровым путем трудовым.
Весь фронт, что от моря до моря,
Кормила ты хлебом своим.

Над морем звезды,
В горах темно.
На сбор Фернандо
Ведет звено.

Зачем назначен
Сегодня сбор?
Фашисты город
Штурмуют с гор.

Вот глухо ухнул
В горах снаряд.
Зачем Фернандо
Созвал ребят?

Он шепчет: — Слушай,
Разрушен мост,
В деревне рядом
Фашистский пост.

Пока не брезжит
В горах рассвет,
Возьмем винтовки,
Здесь трусов нет!

Вновь где-то ухнул
Вдали снаряд,
Идут мальчишки
Цепочкой в ряд.

На сбор последний
Идет звено.
Над морем звезды,
В горах темно.

Горит Кубань, Майкоп в ночи пылает,
Защиты просят женщины с детьми,
Тебя, боец, Отчизна призывает:
Останови врага!
Отбрось
И разгроми!

Не отступи, боец, на поле боя,
Изменника позором заклейми.
За счастье Родины плати ценой любою,
Останови врага,
Отбрось
И разгроми!

Чтоб в черный день на барщине немецкой
Не били нас позорными плетьми,
Чтоб не глумился враг над жизнью детской,
Останови врага,
Отбрось
И разгроми!

Где б ни был ты, в горах ли на Кавказе,
В лесах Валдая ли, – с врагами бой прими.
Не дай в свой дом чумной войти заразе,
Останови врага,
Отбрось
И разгроми!

В армейской шинели,
В армейской ушанке,
Вагона он ждет
На трамвайной стоянке.

Он входит с передней
Площадки трамвая,
На правую ногу
Немного хромая.

Таких пассажиров
В трамвае не много,
И люди ему
Уступают дорогу.

Таким пассажирам,
В таком положенье,
Повсюду вниманье,
Везде уваженье!

Он орден имеет
Под серой шинелью,
Он ранен под Вязьмой
Немецкой шрапнелью.

Бесстрашный участник
Большого сраженья,
Он вывел товарищей
Из окруженья.

Боец-пулеметчик
Стрелкового взвода,
Большое спасибо
Тебе от народа!

Башня есть под Ленинградом,
А на башне – циферблат.
Разорвался с башней рядом
Неприятельский снаряд.

Бил по башне в перестрелке
Частым градом пулемет.
Но ползут по кругу стрелки, –
Время движется вперед!

Под землей лежит в подвале
Сердце башенных часов,
Чтоб его не колебали
Даже звуки голосов.

Управляет ходом терций
И движением секунд
Металлическое сердце,
Крепко вдавленное в грунт.

К башне – к Пулковским высотам
Много месяцев подряд
Рвался враг, стремясь к воротам,
Замыкавшим Ленинград.

Но надежен, неизменен
Ход часов и бег минут.
Устоял твой город, Ленин,
А часы идут, идут.

Сбиты вражьи батареи,
Сметены с лица земли.
И на Запад мы быстрее
Стрелок времени пошли!

Когда пройдешь путем колонн
В жару, и в дождь, и в снег,
Тогда поймешь,
Как сладок сон,
Как радостен ночлег.

Когда путем войны пройдешь,
Еще поймешь порой,
Как хлеб хорош
И как хорош
Глоток воды сырой.

Когда пройдешь таким путем
Не день, не два, солдат,
Еще поймешь,
Как дорог дом,
Как отчий угол свят.

Когда – науку всех наук –
В бою постигнешь бой, –
Еще поймешь,
Как дорог друг,
Как дорог каждый свой –

И про отвагу, долг и честь
Не будешь зря твердить.
Они в тебе,
Какой ты есть,
Каким лишь можешь быть.

Таким, с которым, коль дружить
И дружбы не терять,
Как говорится,
Можно жить
И можно умирать.

Здесь птицы не поют,
Деревья не растут,
И только мы к плечу плечо
Врастаем в землю тут.
Горит и кружится планета,
Над нашей Родиною дым,
И значит, нам нужна одна победа,
Одна на всех – мы за ценой не постоим.

Нас ждёт огонь смертельный,
И всё ж бессилен он.
Сомненья прочь, уходит в ночь отдельный,
Десятый наш десантный батальон.
Десятый наш десантный батальон.

Лишь только бой угас,
Звучит другой приказ,
И почтальон сойдёт с ума,
Разыскивая нас.
Взлетает красная ракета,
Бьёт пулемёт неутомим,
И значит нам нужна одна победа,
Одна на всех – мы за ценой не постоим.

От Курска и Орла
Война нас довела
До самых вражеских ворот.
Такие, брат, дела.
Когда-нибудь мы вспомним это,
И не поверится самим.
А нынче нам нужна одна победа,
Одна на всех – мы за ценой не постоим.

Большая черная звезда.
Остановились поезда.
Остановились корабли.
Травой дороги поросли.
Молчат бульвары и сады.
Молчат унылые дрозды.
Молчит Марго, бела, как мел,
Молчит Гюго, он онемел.
Не бьют часы. Застыл фонтан.
Стоит, не двинется туман.

Но вот опять вошла зима
В пустые темные дома.
Париж измучен, ночь не спит,
В бреду он на восток глядит:
Что значат беглые огни!
Куда опять идут они!
Ты можешь жить! Я не живу.
Молчи, они идут в Москву,
Они идут за годом год,
Они берут за дотом дот,
Ты не подымешь головы –
Они уж близко от Москвы.
Прощай, Париж, прощай навек!
Далекий дым и белый снег.

Его ты белым не зови:
Он весь в огне, он весь в крови.
Гляди – они бегут назад,
Гляди – они в снегу лежат.
Пылает море серых крыш,
И на заре горит Париж,
Как будто холод тех могил
Его согрел и оживил.
Я вижу свет и снег в крови.
Я буду жить. И ты живи.

Мы были большими, как время.
Мы были живыми, как время.
Теперь –
мы в легендах прославленных дней.
Теперь –
мы в поэмах и прозе.
Теперь –
мы в граните и бронзе.
Теперь –
мы в безмолвье
могильных камней.

Спасибо за память, потомки.
Спасибо за верность, потомки.
Спасибо
за то, что алеет заря.
Не зря
мы над смертью смеялись!
Не зря
наши слёзы и ярость!
Не зря
наши песни!
И клятвы не зря!

А вы оставайтесь живыми.
Прекрасно и долго живыми.
Мы знаем:
дорога у вас не проста.
Но вы –
продолжение наше.
Но вы –
утешение наше.
Но вы –
наша слава.
И наша мечта.

Ну что с того, что я там был.
Я был давно. Я все забыл.
Не помню дней. Не помню дат.
Ни тех форсированных рек.

(Я неопознанный солдат.
Я рядовой. Я имярек.
Я меткой пули недолет.
Я лед кровавый в январе.
Я прочно впаян в этот лед –
я в нем, как мушка в янтаре.)

Но что с того, что я там был.
Я все избыл. Я все забыл.
Не помню дат. Не помню дней.
Названий вспомнить не могу.

(Я топот загнанных коней.
Я хриплый окрик на бегу.
Я миг непрожитого дня.
Я бой на дальнем рубеже.
Я пламя Вечного огня
и пламя гильзы в блиндаже.)

Но что с того, что я там был,
в том грозном быть или не быть.
Я это все почти забыл.
Я это все хочу забыть.
Я не участвую в войне –
она участвует во мне.
И отблеск Вечного огня
дрожит на скулах у меня.

(Уже меня не исключить
из этих лет, из той войны.
Уже меня не излечить
от той зимы, от тех снегов.
И с той землей, и с той зимой
уже меня не разлучить,
до тех снегов, где вам уже
моих следов не различить.)

Но что с того, что я там был!..

Не напрасно сложили песню
Мы про синий платочек твой
Вот блеснула в обойме тесной
Пуля, вылитая тобой...

Осенен боевым приказом,
Батальон продолжает бой
И врага повергает наземь
Пуля, пущенная тобой!

Сквозь свинцовые эти дали
Мы с тобою идем в поход,
И сверкнул на твоей медали
Солнца утреннего восход...

Как ты мало бываешь дома!
Сколько ты отдаешь труда!
Пролетают, тобой ведомы,
Быстроходные поезда.

Нет! Не только рукой мужскою
Вспахан наш безграничный край,
И, взлелеян твоей рукою,
Поднимается урожай...

Вот проходит состав тяжелый
И взлетает во тьме ночной
Не жалеет для немца тола
Партизанка товарищ мой!

По дороге, от дыма душной,
За бойцами проходишь ты.
Как не больно и как воздушно
Ты накладываешь бинты!

Мы черны от свинца и дыма,
Но боец улыбнется вдруг
Самой сильной, непримиримой,
Самой ласковой из подруг!

Мы гордимся тобой по праву!
И сегодня в кругу друзей
Возглашаем сердечно: слава
Русской женщине! Слава ей!

Бдительность! Бдительность всюду, во всем!
Крепче язык за зубами держите,
В оба смотрите за хитрым врагом,
Зорче родное добро сторожите!

Чтоб враг не слушал у дверей,
Язык короче, глаз острей,
Лови лазутчиков-зверей,
Гляди, товарищ, в оба!

Бдительность! Бдительность прежде всего!
Свято храните военную тайну!
Не доверять, не болтать ничего
Людям чужим и прохожим случайным.

Бдительность! Бдительность это закон!
Пусть его знает и малый, и старый
Враг будет щупать нас с разных сторон,
Зорче храните заводы, амбары!

Бдительность! Бдительность всюду нужна:
Дома, на службе, в тылу и на фронте!
Нам замечать приказала страна
Точку малейшую на горизонте!

Бдительность! Бдительность всюду, во всем!
Зорче пути и мосты сторожите!
Бдительность! Бдительность ночью и днем!
Крепче язык за зубами держите.

Чтоб враг не слушал у дверей,
Язык короче, глаз острей,
Лови лазутчиков-зверей,
Гляди, товарищ, в оба!

Красный полощется флаг,
Кровью окрасив дату.
Слышишь, чеканя шаг,
Строем идут солдаты?

Не разрушается строй
Диким бомбежки гулом,
Залпом не оглушён
Траурных караулов.

Холод не страшен, зной –
Только забвенье ранит.
Этот бессмертный строй
В вечность шаг чеканит!

В прошлом – была война,
Взрывы, окопы, танки,
Братских могил стена,
Звёздных крестов останки.

Долгими были сны,
Тяжкими были мысли.
И – поднялись они,
Встали у обелисков!

Слышишь, стучат сердца,
Павших в кровавых битвах,
Дедушки и отца,
С нами сливаясь в ритмах?

Будто бы говорят:
Помните нас, ребята!
Наши сердца горят
Болью земной утраты.

Мы ведь для вас зажгли
Солнце Победы ясной.
Надо, чтоб знали мы:
Это всё – не напрасно!..

…Красный полощется флаг,
И не тускнеют даты.
Слышишь, чеканя шаг,
В вечность идут солдаты!

Крест-накрест синие полоски
На окнах съежившихся хат.
Родные тонкие березки
Тревожно смотрят на закат.

И пес на теплом пепелище,
До глаз испачканный в золе,
Он целый день кого-то ищет
И не находит на селе...

Накинув старый зипунишко,
По огородам, без дорог,
Спешит, торопится парнишка
По солнцу – прямо на восток.

Никто в далекую дорогу
Его теплее не одел,
Никто не обнял у порога
И вслед ему не поглядел.

В нетопленной, разбитой бане
Ночь скоротавши, как зверек,
Как долго он своим дыханьем
Озябших рук согреть не мог!

Но по щеке его ни разу
Не проложила путь слеза.
Должно быть, слишком много сразу
Увидели его глаза.

Все видевший, на все готовый,
По грудь проваливаясь в снег,
Бежал к своим русоголовый
Десятилетний человек.

Он знал, что где-то недалече,
Выть может, вон за той горой,
Его, как друга, в темный вечер
Окликнет русский часовой.

И он, прижавшийся к шинели,
Родные слыша голоса,
Расскажет все, на что глядели
Его недетские глаза.

Возле полустанка
Травы шелестят,
Гусеницы танка
Мертвые лежат.

Черную машину
Лютого врага
Насмерть сокрушила
Русская рука.

Смелостью и сметкой
Кто тебя сберег,
Энская высотка,
Малый бугорок?

Пламенной любовью
Родину любя,
Кто своею кровью
Защитил тебя?

О тебе лишь сводка
Скажет между строк,
Энская высотка,
Малый бугорок.

Чуть заметный холмик.
Но зато весной
О тебе напомнит
Аромат лесной.

О тебе кузнечик
Меж высоких трав
Простучит далече,
Точно телеграф.

Девушка-красотка
О тебе споет,
Энская высотка.
Малый эпизод.

Песнями, цветами
Век отчизна-мать
Все не перестанет
Сына поминать.

Над вольным Дунаем,
Над славным Днепром
Душевные песни
Слагают о нем.
В нагорных лесах,
На просторе долин
Его вспоминают
И чех, и румын.

– Пылало село, –
Вспоминает хорват, –
Он кинулся в пламя,
Советский солдат!
Из хаты горящей,
Из дыма-огня
Он вынес, отважный,
Мальчонку – меня!

Словачка сказала:
– И мне он помог –
Озябшей, голодной
Дал хлеба кусок.
Назвал по-отцовски
Дочуркой своей.
Шутя подмигнул мне:
«Гляди веселей!»

Вздохнула румынка:
– Был яростный бой,
Меня от осколка
Прикрыл он собой...
Убит, он лежит
Под холмом у села.
Калина над ним
Поднялась – расцвела.

– Нет, – молвил болгарин,
Он жив, не убит!
Я видел его:
Он в дозоре стоит.
Стоит он в дозоре,
И зорок и смел,
Чтоб мир потревожить
Никто не посмел!

Вдаль идет за ротой рота,
Наши снайперы, стрелки,
Наша красная пехота,
Наши грозные полки.

Будет гаду туго-туго
Гад замечется по кругу,
Бей его по топям мшистым,
Бей фашиста!
Бей фашиста!
У дорог и без дорог
Бей, чтоб ног не уволок.

Не помажем по губам!
Заявляют летчики.
Мы ударим по зубам
Фашистских налетчиков.

По зубам ударим так
В строгой ярости атак,
Чтобы дрожь телá их била
Каждый раз, каждый раз,
Чтоб с овчинку небо было,
Искры сыпались из глаз,

Чтоб у зверя стала кислой,
Сбитой на бок морда.
Мы поможем!
Так танкисты
Заявляют твердо.

Бах! Бах! Бах! Бах!
Сталь гремит советская.
Вот «смирительных рубах»
Килограммы честные.

Проучить налетчиков!
Вторят пулеметчики.
….

Что еще сказать нам надо?
Что прибавить к этому?
Будем вместе гробить гада,
В свастику одетого!

В великой русской кузнице за каменной горой
Стоит, гудит, работает заводик номерной.
Туда Василь Васильевич приходит чуть заря
И весело командует: «За дело, токаря!»

За горы за Уральские молва о нем идет,
А он себе работает и бровью не ведет.
Во всем Урале токаря, пожалуй, лучше нет.
Привет, Василь Васильевич, примите наш привет!

С глазами светло-синими, с кудрявой головой
Работает, старается гвардеец тыловой.
Фотографы газетные бегут его снимать.
Никто Василь Васильича не может обогнать.

В минуту получается готовая деталь,
На грудь ему повешена отличия медаль.
Девчата им любуются, подходят и молчат,
А он и не оглянется, не смотрит на девчат.

За горы за Уральские молва о нем идет,
А он себе работает и бровью не ведет.
Василию Васильичу всего тринадцать лет.
Привет, Василь Васильевич, примите наш привет!

Чем дальше в историю мчатся года,
Когда воевали за Родину деды,
Тем в памяти ярче сияет всегда
Бессмертие нашей великой Победы!

Её приближали в смертельных боях,
В бескрайнем небесном просторе,
В глубоком тылу, в партизанских лесах,
В фашистских застенках и в море.

Её приближали в боях под Москвой,
И у Сталинградской твердыни,
Под Курском, Смоленском, над славной Невой
Все подвиги живы доныне.

Новороссийск, Севастополь и Керчь,
Брестская крепость, Одесса…
Священный огонь бушевал, словно смерч,
Ради свободного мира, прогресса.

Ради Победы в Европу пошли
Солдаты великой России,
Они до рейхстага со славой дошли
И знамя Победы над ним водрузили.

Вечная Слава, герои, всем вам,
Тем, кто Отечество спас от фашизма.
Вечная слава отцам, сыновьям,
Вам благодарна родная Отчизна.

Девятого мая салют прогремел
Над нашей прекрасной столицей,
И каждый смеялся и плакал, и пел,
И счастьем Победы сияли все лица.

Чем дальше в историю мчатся года,
Когда воевали за Родину деды,
Тем в памяти ярче сияет всегда
Бессмертие нашей великой Победы!

Глянь на живых,
Пока они живые...
Запомни шрамы их и седину.
Их мужество в те годы грозовые
Спасло от рабства вольную страну.

Глянь на живых.
Запомни их награды,
Медали их и Славы ордена.
И помни:
Ничего-то им не надо,
Была бы вечно счастлива страна.

Глянь на живых.
Они ведь смерть встречали.
И смерть поныне снится им порой.
Они грустят,
Они скорбят ночами
О тех друзьях, что спят в земле сырой...

А сколько тех,
Чьи очи отглядели,
Чьи души отлюбили навсегда!
Они ушли в созвездия,
В метели,
В цветы,
Что украшают города.

Они ушли
И стали пылью пашен,
Что улеглась в накрапах грозовых...
Они живут!
Они – дыханье наше,
Они – сердца оставшихся в живых.

И помни ты,
Живой и невредимый,
Довольный положеньем и судьбой,
Что мы до той поры
Непобедимы,
Покамест память павшего с тобой!

Ты не ходил еще, товарищ, по дорогам,
По которым прошла война,
По которым в молчании строгом
Трое суток идем мы без сна.

Ты не знаешь, как в вьюгу метельную
На привалах мы валимся в снег...
И какую тоску беспредельную
На войну несет человек...

Так и кажется - эта дорога –
Твой последний, предсмертный путь,
И что мы уж дошли до порога,
За которым - ничто и жуть.

Мы идем от усталости шатко
И мечтаем лишь об одном:
Чтоб навстречу попалась хатка –
Не сожженная и с огоньком.

Но кругом - только снег порошею,
Но кругом - только серая мгла...
Мы идем среди страшных и брошенных
Деревенек, сожженных дотла.

Но колонна идет... Упорная,
Растянувшись змеей на снегу,
Хоть качаясь, походкой неровною –
Но - вперед. И все ближе к врагу.

И дошли... когда стал уж поблескивать
На плече автомат-пистолет
От взвивающихся в окрестностях
Бело-лунных немецких ракет.

А в другом конце – пожарище
В красных заревах кровяных...
Никогда не забыть мне, товарищ,
Иллюминацию... передовых...

Когда твоя тяжелая машина
Пошла к земле, ломаясь и гремя,
И черный столб взбешенного бензина
Поднялся над кабиною стоймя,
Сжимая руль в огне последней вспышки,
Разбитый и притиснутый к земле,
Конечно, ты не думал о мальчишке,
Который жил в Клину или Орле:
Как ты, не знавший головокруженья,
Как ты, он был упрям, драчлив и смел,
И самое прямое отношенье
К тебе, в тот день погибшему, имел.

Пятнадцать лет он медленно и твердо
Лез в небеса, упрямо сжав штурвал,
И все тобой не взятые рекорды
Он дерзкою рукой завоевал.
Когда его тяжелая машина
Перед посадкой встала на дыбы
И, как жестянка, сплющилась кабина,
Задев за телеграфные столбы,
Сжимая руль в огне последней вспышки,
Придавленный к обугленной траве,
Он тоже не подумал о мальчишке,
Который рос в Чите или в Москве…

Когда уже известно, что в газетах
Назавтра будет черная кайма,
Мне хочется, поднявшись до рассвета,
Врываться в незнакомые дома,
Искать ту неизвестную квартиру,
Где спит, уже витая в облаках,
Мальчишка – рыжий маленький задира,
Весь в ссадинах, веснушках, синяках.

Зачем рассказывать о том
Солдату на войне,
Какой был сад, какой был дом
В родимой стороне?
Зачем? Иные говорят,
Что нынче, за войной,
Он позабыл давно, солдат,
Семью и дом родной;
Он ко всему давно привык,
Войною научен,
Он и тому, что он в живых,
Не верит нипочем.
Не знает он, иной боец,
Второй и третий год:
Женатый он или вдовец,
И писем зря не ждет…
Так о солдате говорят.
И сам порой он врет:
Мол, для чего смотреть назад,
Когда идешь вперед?
Зачем рассказывать о том,
Зачем бередить нас,
Какой был сад, какой был дом.
Зачем?
Затем как раз,
Что человеку на войне,
Как будто назло ей,
Тот дом и сад вдвойне, втройне
Дороже и милей.
И чем бездомней на земле
Солдата тяжкий быт,
Тем крепче память о семье
И доме он хранит.
Забудь отца, забудь он мать,
Жену свою, детей,
Ему тогда и воевать
И умирать трудней.
Живем, не по миру идем,
Есть что хранить, любить.
Есть, где-то есть иль был наш дом,
А нет – так должен быть!

Уж гаснет день, – я все еще стою
С отяжелевшею душою
И, молча думу думая, смотрю
На лес, что высится стеною.

Там, может, партизаны разожгли
Костер под вечер – пляшут ветки –
И «Дедушкины» смелые орлы
Сейчас вернулись из разведки.

Там на ночь, может быть, товарищ «Т»
Большое дело замышляет,
И чудится – я слышу в темноте,
Как храбрый саблю направляет.

Лес, лес, смотри, между тобой и мной
Кольцом железные ограды.
Но тело лишь в плену, а разум мой,
Мой дух не ведает преграды.

Свободный, он кружит в лесном краю,
Твои тропинки проверяет,
И лягу ль в ночь иль поутру встаю –
Меня твой голос призывает.

Лес, лес, ты все зовешь меня, звеня,
Качаясь в сумраке сосновом,
И учишь песням ярости меня,
И песням мщения суровым.

Лес, лес, как доля тяжела моя!
Как низок этот плен позорный!
Скажи, де верные мои друзья,
Куда их спрятал, непокорный?

Лес, лес, веди меня скорее к ним,
Оружье дай – отваги полный,
Умру, сразившись с недругом моим
И клятву чистую исполнив!

Посмотри хорошенько на этот портрет
Русской девочки двух с половиною лет.

Быстрый Берег – лесная деревня звалась,
Та деревня, где жизнь у нее началась,
Где ее молодая крестьянская мать
Научила ходить и слова понимать.
Где ее Валентиной с рожденья назвали,
Где росла она, славная девочка Валя.

Посмотри хорошенько на этот портрет
Русской девочки двух с половиною лет.

Шоколадом маня, подзывая к себе,
Немец бил ее плетью, ночуя в избе,
Поднимал над землею за прядку волос,
Вырвал куклу из рук и с собою унес.

Это немцы ее «партизанкой» назвали,
Это немцы отца у нее расстреляли.

Разве сердце не скажет тебе: «Отомсти?»
Разве совесть не скажет тебе: «Не прости!»
Слышишь, матери просят: «Она не одна!
Отомсти за таких же других, как она!»

Посмотри и запомни, товарищ, портрет
Этой девочки двух с половиною лет.